Отзыв на дораму Императрица Ки

       По дворцу бегали крысы. Молодая императрица визжала на всю округу. Мужчина против всяких правил этикета взял ее на руки и перенес через грызунов. Она обняла его за шею и, зажмурившись, прижалась к плечу. С этого началась ее любовь, на этом и закончилась. А вскоре и жизнь закончилась. Развенчанная государыня шла по мосту в рассеянных лучах раннего утра, когда туман еще лежал на вершинах гор, в белом платье и с распущенными волосами. Тот же человек встретился ей на ее последнем пути. Она упрекала его и проклинала. Ей казалось, он виноват перед ней, потому что не откликнулся на ее чувство, не полюбил в ответ, и с тех пор она стала воплощением зла, и теперь должна погибнуть. Но все было не так, и, хотя он в самом деле был виноват, но не перед ней, перед другой, той, которая изящным жестом смахнула слезинку со щеки, когда умерла ее соперница, слезинку, пролитую в память своих дорогих умерших, с полным пониманием того, как, что и почему происходит в этом мире. 

       Когда я вспоминаю «Императрицу Ки», вспоминаю Танашири. Эта избалованная взбалмошная девчонка, сложись ее жизнь иначе, не озлобилась бы настолько, что принялась тиранить всех, кого ни попадя, проливая реки крови. Другие условия, вне удушающей атмосферы дворца, могли сделать ее другой. Попала бы в крепкие мужские руки не на миг, а навсегда, завела бы детей и была бы счастлива. Она ведь любимого не выдала, хотя он ее и оттолкнул, и чужого ребенка приняла, как своего, со всем неистовством нерастраченной нежности. В каждом человеке заложено и хорошее, и дурное. Если бы жизнь не была так дурна, во многих возобладали бы хорошие качества, и жили бы эти люди спокойно и долго, не мешая и не вредя другим. 

       Жестокое время, которое ломает судьбы, испытывает и калечит всех, от самых низов до самых верхов, от рабов до императоров. Так что сначала нужно выжить, затем превзойти других, а далее действовать согласно тому, в чем видится корень зла. Вот тут и выясняется, достиг ли человек истинного величия, сумел ли подняться над эпохой. Будет ли он скреплять кровью рассыпающийся монумент, надеясь, что старая слава осенит новый путь, как это собирался сделать генерал Байан, замышлявший геноцид при полном одобрении императора Тогона, вдохновляясь завоевателем прошлого, или употребит власть и деньги на то, чтобы оживить экономическую и культурную жизнь страны, прокладывая дорогу в будущее, как это планировали осуществить императрица Ки и канцлер Талтал, правда, несколько поздно, как вскоре выяснилось, но не по их вине. 

       Ближе к завершению, когда отсеялось столько персонажей, перешедших в иное качество, пополнив театр теней, эти двое, составившие поистине бесподобный интеллектуальный дуэт, по сути дела остались одни на опустевшем поле боя, наиболее стойкие из всех, и, не будь закончен сериал, еще могли бы подарить нам искрометную историю о том, как можно обойти не только соперников, но даже и смерть, пожалуй. Прототип Талтала, канцлер Тогто, согласно хронике, погиб от яда. Конец исторической императрицы Ки тонет во мраке неизвестности - она пропала, не то была тайно убита, не то исчезла как-то иначе. В целом тут напрашиваются самые смелые построения сюжета. 

       Однако сериал завершился в кризисный для монгольской династии Юань момент, когда главная героиня, замечательно воплощенная во всей эволюционной сложности образа актрисой, потеряв всех своих мужчин, планировала бегство в северные степи, а нам преподнесли два разных варианта концовки, в обоих случаях, если разобраться, одинаково констатирующих факт прекращения съемок и только. Хотя в одном из вариантов делается акцент на государственной роли незаурядной женщины, оставившей свой след в истории. 

       Отдавая должное всей этой длинной саге, можно обратиться ко многим впечатляющим эпизодам и действующим в них героям, ярким, колоритным, которые достойны отдельного обстоятельного разговора, но, вспоминая «Императрицу Ки», я неизменно вспоминаю Танашири на руках у Ван Ю, который переносит ее через заполонивших галерею дворца крыс, и затем ее же в рассеянных лучах раннего утра, когда туман еще лежит на вершинах гор, в белом платье и с распущенными волосами, проходящую через мост навстречу своей смерти. Это для меня стало чем-то вроде символа, благодаря чему сразу расставляются все точки над «и». Можно показать то, что происходило тогда с людьми, буквально, через прямое насилие над телом и душой, как в Ледяном цветке, как в Наложнице, чтобы кровь в жилах застыла, а можно вот так, словно обиняком, красивыми, но от этого не менее трагическими штрихами.